Помяни нас, Россия, в декабрьскую стужу,
Перед тем, как сойдешься за праздничный стол.
Вспомним тех, кто присяги тебе не нарушил,
Кто берег тебя вечно и в вечность ушел.
Помяни нас, Россия, в известной печали,
Златорусую косу свою расплетя.
Мы оставшимся помнить и жить завещали,
Жить, как прожили мы - для тебя.
Много лет прошло с тех пор, как последний советский солдат вернулся из-за речки (пограничная река Аму, так называют местные жители Амударью). 15 февраля 2007 года воины-афганцы отметили очередную уже 18 годовщину вывода войск из Афганистана.
Сражения кончаются, а история остается, потому что она вечна. Ушла в историю и война в ДРА. Но еще по-прежнему тревожать всех нас голоса погибших и живых — война не проходит бесследно. Афганская война — это событие героическое, не только из-за количества обелисков и звезд на кладбищах. Страшно подумать, ведь она длилась почти в два раза дольше, чем Великая Отечественная. Никем и никому не объявленная. Не придуман еще такой компьютер, чтобы в одночасье извлечь все ее уроки, политические и военные столь необходимые для судеб общества, происходящих в нем ныне сложных процессов и каждого отдельного человека. Потому пусть память прокручивает: что было? как было? и так ли было?
Я уже писал о командующем 40-ой армии Герое Советского Союза генерале полковнике Громове Борисе Всеволодовиче. Афганцы помнят этого легендарного командира, на плечи которого легла ответственность вершить историю и прокладывать путь к миру в Афганистане. 15 февраля закончился вывод войск. Вывод, который душманы поклялись превратить в бойню. Вышли даже листовки с призывом: «Чтобы попасть в рай, мусульманин обязан убить хотя бы одного русского». Советовали торопиться, времени осталось мало.
Многим, ох многим желающим «легкого рая» Громов не дал этой возможности. Одну из самых «горячих точек» страны Джелалабат покинули без единой потери, без самой короткой задержки. Хотя нет, за исключением одной остановки. Головной БТР наехал на проволоку, и на правом переднем колесе обрезало шланг подкачки шин. Стало большой сенсацией, что колонна прошла без выстрелов, и худой, запыленный механик водитель принял больше поздравлений с удачным выходом в тот день, чем командарм, обеспечивающий выход.
Наверное, это тоже искусство — делать свое дело профессионально. В пору развести руками: «А при чем здесь командующий, если его не было видно, если он не кричал на подчиненных? Ну молчит, ну курит непрерывно, со стороны можно подумать, что это привычка, а не переживания. Только это страшная привычка — каждодневная на долгие годы.
А в феврале 1989 года духи вновь клялись смешать снег Саланга с кровью шурави. И молились наши матери в Союзе: «Лишь бы дошли, вышли наши дети живыми до Термеза». Молились Богу, Аллаху, святому духу, а получилось — Громову. Потому что это он управлял всей этой громадой войск и техники: от его умения, таланта полководца зависело, скольким матерям плакать от горя, скольким от радости. Ведь трудно себе представить, это было почти безумием — в январе поднять войска с техникой на Саланг.
«Обутые» в цепи «Уралы», КАМАЗЫ, КРАЗЫ, «Уазики», «Бэтеэры» карабкались по забитым снегом галереям, загазованным тоннелям, голым, обледенелым склонам. Там, где они не могли преодолеть заносы, их сзади подталкивали ковшами трактора и бульдозеры. Там, где были обледенелости, невыспавшиеся, продрогшие, злые «комендачи» (комендантская служба) дорожники, израсходовав весь запас песка, поливали трассу бензином и поджигали ее. Обогревшись у пылающей дороги, прогоняли наверх десяток -другой машин и вновь матерились, лили бензин, грелись, гнали вперед «колеса», «гусеницы», танки, боевые машины, самоходки. Шли медленнее, но все же чуть надежнее. Правда, на наиболее опасных участках люди высаживались, а в машинах оставались только высунувшиеся как можно больше из люков механики-водители. Стараясь не щурить глаза от колючего ветра снежных заносов и недосыпа, они высматривали, высчитывали единственно верные прямые для своих машин дороги, а значит и для себя. Там где летом проскакивали участки за час, полтора, теперь преодолевали за 16-18 часов.
И хотя войска вопреки логики десятки раз уже обязанные сорваться в пропасть и быть засыпанными снежными лавинами, не выйти из крутых поворотов, несмотря на все это войска все же пробивались через перевал. Это было безумием и по логике не должно было происходить.
Многие видели Громова бронзовым от загара, видели бледным, когда ему докладывали о потерях. На выводе войск он был черным. Это просто невозможно представить, что практически без потерь генерал вывел свою 40-ю армию к Термезу. И сам вышел последним (в лучших традициях русского офицерства) — только когда за спиной не осталось ни одного человека, кому бы угрожала опасность, он переступил черту, отделяющую мир от войны.
Родина встречала своих сыновей. Его же самого, выведшего тысячи наших парней к матерям, женам, невестам, никто не должен был встречать. Отец Всеволод Алексеевич пал в 1943 году от фашистской пули. Умерла уже после войны мать Марина Дмитриевна. Жестоким, подлым ударом судьбы стала гибель жены в 1985 году в авиакатастрофе. Лишь два сына Максимка да совсем малый Андрейка жили в Саратове у дедушки и бабушки, родителей жены.
Шел Громов последний. Наш Солдат афганской войны, самый молодой генерал-лейтенант в наших Вооруженных Силах, Герой Советского Союза шел просто домой. И вдруг… — Папа!!!
Это только можно представить. Громов, командарм, боевой генерал, который ходил под пулями, его обстреливали снарядами, а здесь на мосту при виде сына вздрогнул:
— Максим!!! Сынок!!!
Именно в этот момент невозмутимый, железный Громов проявил свою, наверное, первую нерешительность: обнять ему сына или вначале доложить о выполнении приказа Родины. И Родина ему простила, когда он обнял сына. И по себе знаю, именно в этот миг дошло — война закончилась…
Жизнь и смерть мы раздвинули грани!
А душа остается в Афгане.
И преследуя солнце, мы рвемся домой —
К нашим семьям, по нам тосковавшим.
А над выжженной солнцем афганской землей
Наши души вселяются в павших.
В.Т. Щекочихин
Ветеран Афганистана,
офицер запаса.
