Почти двадцать лет минуло, как шагнул с родного порога Николай. Сейчас ему было бы под сорок. Как могла сложиться его жизнь? Никто не знает. Для всех он остался восемнадцатилетним. Сколько же их, вечно молодых, в памяти людской? Какой мерой измерить горе матерей и отцов, потерявших по чьей-то злой воле своих кровиночек? Как осушить слезы женщин, горькими безрадостными ночами плачущих в подушки?
Но снова и снова бередят души матерей сообщения о жертвах в Чечне, страшных авариях на земле, в воздухе и в море. Число осиротевших растет с каждым днем. И нет конца и краю людской жестокости и жестокости природы. Когда на долю человека выпадает непосильное горе, он особенно обостренно воспринимает и чужую беду. А бед за эти годы на долю Александры Дмитриевны и Юрия Ивановича выпало множество.
Страшно бередить чужую рану, снова просить рассказать об ушедшем навсегда сыне. Но снова вспоминаются чеканные слова поэта: «…это надо живым!» Горькие и нежные слова матери, перемешанные с тихими слезами. О нем, незабытом, живом, пока жива память.
Тоненькая стопочка писем. Один конверт в крови. Крови уже не алой, а потемневшей. Письмо от матери, которое лежало в нагрудном кармане солдата в последнем бою. Должно было спасти. Не спасло… В нем немудреные новости о родных, знакомых. А в конце — простая просьба: «Коля, пиши почаще, не считай за труд, я хоть получу твое письмо и как будто с тобой поговорю…»
Не успел ответить. Вместо этого пришел конверт, надписанный незнакомым почерком, а в нем одна страничка машинописного текста со страшным известием:
«Здравствуйте, уважаемые Юрий Иванович и Александра Дмитриевна!
Командование, весь личный состав части выражает нам, Юрий Иванович и Александра Дмитриевна, свое глубокое соболезнование.
От пули наемных бандитов перестало биться сердце Вашего сына, гвардии рядового Синепупова Николая Юрьевича.
Дорогие Юрий Иванович и Александра Дмитриевна!
Ваш сын на протяжении всей службы был примером в учебе, воинской дисциплине, опорой командиров и верным боевым товарищем и другом своих сослуживцев. В боях с наемными бандитами показывал образец бесстрашия и героизма… был настоящим воином-интернационалистом. За все эти в высшей степени благородные качества мы благодарим прежде всего Вас, родителей, за то, что Вы их сумели вос¬питать в сыне.
Командование части пред¬ставило Вашего сына к награждению боевым орденом Красной Звезды.
На траурном митинге все военнослужащие поклялись отомстить за смерть Вашего сына.
Командование, весь личный состав части скорбят по причине, гибели Вашего сына и обязуются оказать Вам любую помощь. Просим Вас сообщать о любых жизненных затруднениях.
Цыганков, заместитель командира по политчасти, полевая почта 51883».
Сколько таких же скорбных писем разлетелось по России! Евгений Киселев, который сопровождал тело Николая из Афгана, скупо проронил: «Всю роту положили…» При выполнении боевого задания мальчишки находились в ущелье. Что они могли сделать против «духов», расстреливавших их с горных вершин?
Большинство военных врачей возвращались из Афганистана седыми. Им приходилось «сшивать» тела солдат, разорванных минами и гранатометами, по частям складывать их в свинцовые гробы, которые «черные тюльпаны» не успевали доставлять в разные концы уже разваливавшегося тогда Советского Союза. Три дня и три ночи ждали родители тело Николая. И вот солдаты вносят свинцовый гроб с окошечком в дом на лесном кордоне.
… Бесконечной кажется череда людей, пришедших проститься с Коленькой. А в затуманенном горем мозгу матери он как живой. … Вот первенец встал на ножки. Вот пошел в школу… Вот впервые возвращается с отцом с сенокоса. Это ему было пятнадцать лет тогда… Вот выпускной вечер — и учителя говорят о нем только хорошие слова… Вот уехал в город, стал слесарем на ЛРЗ, поступил в механический техникум. Но даже не успел сдать экзамены — повестка в армию. Не осенний, не весенний призыв — спецнабор июльский.
Потом хозяйка, где квартировал Николай, скажет матери: «Получил повестку, загрустил, сел в кресло и говорит: «Накормятся они нами…» Как чуял!».
Провожали в армию шумно, с большим застольем. Пришли родные, друзья, одноклассники. Мать с отцом постарались, чтобы проводы пыли на высшем уровне. И сын после благодарно шепнул: «Мама все у нас было, как надо».
— Как свадьбу справляли, — плачет Александра Дмитриевна.
В последний раз виделись в Ашхабаде, куда попросил приехать сын. Наверное, уже знал, куда направят. Как в детстве бросился на шею к отцу…
А потом пришло письмо на полутора страничках и в конце — «… деньги и посылки не присылайте…». Вот тут мы и поняли, что сын наш в Афганистане, -вспоминает Александра Дмитриевна.
Чуяло беду материнское сердце. Покой ушел из дома. А черная весть расколола жизнь надвое. В светлом прошлом — живой, полный сил мальчик с детскими пухлыми губами, первый помощник матери и отца, всегда спешащий сделать людям доброе. Как будто боялся, что не успеет.
И сами родители — веселые, улыбчивые. Отец — гармонист, мать — первая певунья и плясунья на селе.
После похорон никто не видел, чтобы они веселились, ни разу не зазвучал в песне звонкий голос Александры Дмитриевны.
Первое время очень часто забегали друзья и подружки Николая. И сейчас помнят они о своем погибшем товарище. Просто время раны залечивает. Теперь ведь у каждого свои заботы.
…Вот и младшие сын с дочерью выпорхнули из родительского гнезда, обзавелись своими семьями, сыновей назвали Николаями в память о брате. Частенько приезжают в уютный, чистый дом на окраине поселка, чем могут помогают родителям.
Только те помощи не просят, стараются обходится сами. Трудно им как и всем. Не научилась еще Родина быть благодарной. Пенсия за погибшего сына невелика — по 517 рублей. Живут в небольшом домике без удобств. Держат корову, курочек, обрабатывают огород. Есть мотоцикл, но бензин все дорожает, поэтому стоит машина эта большей частью на приколе.
Все чаще прихварывает Юрий Иванович, а телефона нет, врача не вызовешь. Хоть и написано в «Сведениях о семье погибшего Синепупова Н. Ю.», что в телефоне не нуждаются — еще как нуждаются! И квартира с удобствами бы не помешала. Впрочем, люди скромные — находка для чиновников всех мастей. Сами ведь не приедут и не предложат. Впрочем, прошу прощения. Предложили как-то… одежду. И не понимают, что людям, потерявшим сына, предлагать одежду или постельное белье просто неприлично. Да где уж деликатности взять! «Не виноваты они», -говорит Александра Дмитриевна.
И правда не виноваты. Воспитаны так всей бездушной машиной бюрократизма.
Тем, кто перенес горе, не подачки нужны, а теплое участие, какое встретила Александра Дмитриевна у главы районной администрации В. С. Федулова, который помог со средствами на строительство нового колодца. Только вот колодца до сих пор нет, потому что в противовес Виктору Сергеевичу руководительница одной из строительных контор (женщина!) с апреля до августа тянула время, то и дело ссылаясь на отсутствие стройматериалов.
Пришлось обратиться в ЛРЗ. Там пообещали сделать быстро.
Будем надеяться…
— Пока живы, — вот и память о моем ангелочке хранится, — говорит стройная седая женщина с тонкими чертами лица, снова и снова перебирая дорогие сердцу письма и фотографии сына. Вот орден боевого Красного Знамени, вот медаль «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа», вот удостоверение «Классного специалиста Вооруженных Сил СССР»…
Раз в году, 15 февраля, собираются родители погибших мальчишек у мемориала в Мичуринске, потом едут в Тамбов, где встречаются с такими же осиротевшими матерями и отцами. И каждую Пасху, каждую годовщину гибели сына по традиции едет Александра Дмитриевна в Преображеновку, на могилку Николая, говорит с ним, как с живым.
«Зернышко мое, где же ты?!.»
Н. Попова
«Наше слово», 26 октября 2000г.
